Неточные совпадения
— Ну так купи собак. Я тебе продам такую пару, просто мороз по коже подирает! Брудастая, [Брудастая — «собака с усами и торчащей шерстью». (Из записной книжки Н.В. Гоголя.)] с усами, шерсть стоит вверх, как щетина. Бочковатость ребр уму непостижимая, лапа вся в комке,
земли не
заденет.
К вечеру погода не изменилась:
земля по-прежнему, словно саваном, была покрыта густым туманом. Этот туман с изморосью начинал надоедать. Идти по лесу в такую погоду все равно что во время дождя: каждый куст, каждое дерево, которые нечаянно
задеваешь плечом, обдают тысячами крупных капель.
После полудня погода стала заметно портиться. На небе появились тучи. Они низко бежали над
землей и
задевали за вершины гор. Картина сразу переменилась: долина приняла хмурый вид. Скалы, которые были так красивы при солнечном освещении, теперь казались угрюмыми; вода в реке потемнела. Я знал, что это значит, велел ставить палатки и готовить побольше дров на ночь.
— А я опять знаю, что двигаться нельзя в таких делах. Стою и не шевелюсь. Вылез он и прямо на меня… бледный такой… глаза опущены, будто что по
земле ищет. Признаться тебе сказать, у меня по спине мурашки побежали, когда он мимо прошел совсем близко, чуть локтем не
задел.
Низкие зимние тучи беспрерывною грядой несутся так близко к
земле, что точно
задевают верхушки деревьев.
Но я заметил, что для больших людей так сидеть неловко потому, что они должны были не опускать своих ног, а вытягивать и держать их на воздухе, чтоб не
задевать за
землю; я же сидел на роспусках почти с ногами, и трава
задевала только мои башмаки.
— А как нам только выходить, как одна бомба приле-т-и-и-ит, как лопни-и-ит, как засыпи-и-ит
землею, так даже чуть-чуть нас с дядинькой одним оскретком не
задело.
Та с жаром приняла его, но он и тут постыдно обманул ее ожидания: просидел всего пять минут, молча, тупо уставившись в
землю и глупо улыбаясь, и вдруг, не дослушав ее и на самом интересном месте разговора, встал, поклонился как-то боком, косолапо, застыдился в прах, кстати уж
задел и грохнул об пол ее дорогой наборный рабочий столик, разбил его и вышел, едва живой от позора.
Максим странно зашаркал ногами по
земле, глядя, как они уходят из сада и Горюшина, шагая осторожно, поддерживает юбку, точно боясь
задеть за что-то, что остановит её.
Сухие шорохи плыли по полю, как будто кто-то шёл лёгкой стопой,
задевая и ломая стебли трав. Небо чуть-чуть светлело, и жёлтенькие звёзды, белея, выцветая, становились холодней, но
земля была так же суха и жарка, как днём.
С некоторого времени его внимание стал тревожно
задевать Савка: встречая Палагу на дворе или в кухне, этот белобрысый парень вдруг останавливался, точно врастал в
землю и, не двигая ни рукой, ни ногой, всем телом наклонялся к ней, точно готовясь упасть, как подрубленное дерево, а поперёк его лица медленно растекалась до ушей узкая, как разрез ножом, улыбка, чуть-чуть открывая жадный оскал зубов.
Шёл он, как всегда, теснясь к стенам и заборам,
задевая их то локтем, то плечом, порою перед ним являлась чёрная тень, ползла по
земле толчками, тащила его за собою, он следил за её колебаниями и вздыхал.
Кожемякин замечал, что пожарный становился всё молчаливее, пил и не пьянел, лицо вытягивалось, глаза выцветали, он стал ходить медленно,
задевая ногами
землю и спотыкаясь, как будто тень его сгустилась, отяжелела и человеку уже не по силам влачить её за собою.
Четверо мужиков, взяв Савку за руки и за ноги, поволокли его, точно куль мякины,
задевая и шаркая о
землю его выгнутою спиною.
Задевала песня, которую Боря неугомонно распевал — на
земле, на крыше, вися в воздухе.
Но однажды, в глухом углу, около городской стеньг, она увидала другую женщину: стоя на коленях около трупа, неподвижная, точно кусок
земли, она молилась, подняв скорбное лицо к звездам, а на стене, над головой ее, тихо переговаривались сторожевые и скрежетало оружие,
задевая камни зубцов.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из
земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не
задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Скучно стало мне, и от этой скуки пристрастился я к птичьей охоте. Уйду в лес, поставлю сеть, повешу чапки, лягу на
землю, посвистываю, думаю. В душе — тихо, ничего тебе не надобно. Родится мысль,
заденет сердце и падёт в неизвестное, точно камешек в озеро, пойдут круги в душе — волнение о боге.
Тени плавают,
задевают стебли трав; шорох и шёпот вокруг; где-то суслик вылез из норы и тихо свистит. Далеко на краю
земли кто-то тёмный встанет — может, лошадь в ночном — постоит и растает в море тёплой тьмы. И снова возникает, уже в ином месте, иной формы… Так всю ночь бесшумно двигаются по полям немые сторожа земного сна, ласковые тени летних ночей. Чувствуешь, что около тебя, на всём круге земном, притаилась жизнь, отдыхая в чутком полусне, и совестно, что телом твоим ты примял траву.
Потрясает он меня речью своей, поднимает на ноги и как бы оружие в руки даёт, трепещет вокруг меня лёгкая тень,
задевая крыльями лицо моё, — страшно мне, кружится
земля подо мной, и думаю я...
Было достаточно тихо: и в небе, покрытом тучами, грозившем дождем, и на
земле, одетой мрачной тьмой осенней ночи. Порой раздавался храп уснувших, бульканье наливаемой водки, чавканье. Дьякон что-то бормотал. Тучи плыли так низко, что казалось — вот они
заденут за крышу старого дома и опрокинут его на группу этих людей.
Легкий ветерок чуть
задевает лицо Меркулова, принося с собой глубокий, свежий аромат
земли, еще не высохшей после снега, и хорошо, радостно на душе у Меркулова.
— Ты как думаешь, буря эта по
земле прошла — не
задела она мужика-то?
Властью своею над людями он почти не кичится, мужиков не
задевает, и днём его не видно — спит. Только когда подерутся мужики и жёны их позовут его — выйдет, тяжёлый, сонный, остановится около драчунов, долго смотрит на них туманными глазами и, если они упадут на
землю, молча пинает их толстою ногой в тяжёлом сапоге.
Они побежали между верстаками,
задевая за пачки листов. Листы дождем сыпались на
землю, девушки-фальцовщицы в испуге и удивлении кидались в стороны.
Оглушительно ахнуло у спуска к мосту. Из дыма вылетела лошадь с сломанными оглоблями. Мчался артиллерийский парк,
задевая и опрокидывая повозки. Мелькнул человек, сброшенный с козел на
землю, вывернувшаяся рука замоталась под колесами, он кувыркнулся в пыли, поднялся на колени и, сбитый мчавшимися лошадьми, опять повалился под колеса.
Морозило. Солдаты, сжимая винтовки, пристально вглядывались в темноту. Было очень тихо. И звезды — густые, частые — мигали в небе, как они мигают, только когда на
земле все спят. Казалось, вот-вот прекрасною, прозрачною тенью пронесется молчаливая душа ночи, — спокойно пронесется над самою
землею,
задевая за сухую траву, без боязни попасть под людские взгляды. А в этой
земле повсюду прятались насторожившиеся люди и зорко вглядывались в темноту.